52 Легенда о трех сестрах. Книга 1
54 Легенда о трех сестрах. Книга 3
79 Пустотники
85 Серебряный рыцарь
114 Трудная жизнь в Верхнем городе: глава 6
123 Эксгумация тел при луне
Истории и легенды
54 Легенда о трех сестрах. Книга 3
79 Пустотники
85 Серебряный рыцарь
114 Трудная жизнь в Верхнем городе: глава 6
123 Эксгумация тел при луне
Истории и легенды
Хэй!
Завидев дредноут, струхнул и бывалый!
Нагинс, Нагинс, прыг на корму!
Девять кунари словил храбрый малый,
Нагинс, Нагинс, орден ему!
Хэй!
Весь берег в пиратах, кровища фонтаном,
Нагинс, Нагинс, славный герой!
Поймал адмирала и стал капитаном!
Нагинс, Нагинс, давай по второй!
Хэй!
Вот Мор наступает и скверна клубится,
Нагинс, Нагинс, отважный ты наш!
Тьмы порождений косил, как пшеницу!
Нагинс, Нагинс, теперь Серый Страж!
Хэй!
В Киркволле цветами встречают героя,
Нагинс, Нагинс, в легенды пролез!
Наместник его пригласил на... второе!
Нагинс, Нагинс, деликатес!
— "Маленькие легенды: о нагах и лисах", собрано бардом Филлиамом!
Эландрин, брат наш.
Храни тебя Фалон'Дин. Храни тебя Создатель. Пусть здесь будет начертана правда, чтобы не поминали тебя как предателя, а скорбь наша не казалась преходящей горестью.
Хоть и присягал ты нашему народу, были те, кто не верил твоему сердцу.
Слишком часто мы сражались с людьми на наших границах, и затерялось в памяти то, как все начиналось. Когда пошли слухи о похищении, их Церковь, как всегда, поспешила насочинять
лжи. В спешке и гневе они убили сестру Сионы, когда та слишком близко подошла к охотничьей тропе. Ты принес ее тело к нам, оплакал ее с нами, хоть на сердце у тебя было смятение. Сиона молила о мести, но ты отвернулся.
Все чаще и чаще ты исчезал, ни словом того не объясняя. Когда поползли слухи, что ты обратился в их веру в Создателя, мы приготовились к худшему. Сиона пыталась тебя спасти, вернуть к нам. Она уже потеряла сестру — каково было бы потерять еще и брата? Однажды в тени деревьев она увидела тебя с женщиной — той самой, что отвратила тебя от нас. Женщина указала на деревню. Ты повернулся и вместе с ней долго глядел на стены Церкви. Сиона вернулась. Рассказала нам, что люди настраивают тебя против нас, что они, должно быть, вложили тебе в душу свою ложь. Что теперь, как верный слуга дела Создателя, ты должен будешь выдать все наши тайны. Мы отправились к тебе, чтобы узнать, что из этого правда, но тебя уже не было.
Тогда мы решили остановить тебя. Сиона спешно повела свой отряд к деревне. Там мы собирались тебя перехватить и вернуть к себе... или же предать суду. Но в безлунной ночи Сиону среди древ увидела она и бросилась к ней — с криком, сжав что-то в руке. Сиона выстрелила. Женщина упала, шепча: "Эландрин...", а из руки у нее выскользнул букет ромашек.
Жители деревни обнаружили пропажу девушки и услышали крик. Они бросились на эльфов, но, конечно, не могли с нами тягаться.
Так Сиона оказалась еще торопливее тебя. Ты преклонил колени среди древ: последнее объятие, окровавленные лепестки липнут к одежде. Подтянулись другие люди, а ты даже не шевельнулся. Но они и не собирались тебя слушать. Их стрелы вонзились в твое сердце, и ты упал рядом с ней. Мы нашли твое тело в реке, куда они его выбросили. Ееже забрали свои. Это был еще не конец, но твоя история завершилась.
На письме — поблекшие пятна крови.
Адалена!
Какое мне дело до богов, которых я не видел, и до Создателя, которого не знаю? Пусть эти высокие дела заботят других. Я знаю только эту жизнь, видел только этот мир и люблю только
тебя.
Наверное, твоя жрица не верит в искренность "диких" эльфов. Если мне нужно сказать ей, что я буду почитать Создателя, — пускай. Твой бог заступается за подопечных так же, как наши
боги. В моей жизни ничего не переменится. Я вернусь через две недели. Буду скучать по тебе до того, а после — стану твоим навсегда.
Эландрин
Талисман «Маски де Лион». Названа так в шутку, на самом деле всеми уважаема. Большая мадам, как ее еще называют, была последней драконицей, убитой сером Конигом, предыдущим владельцем таверны. Кониг был страстным охотником,
достигшим совершеннолетия в тот год, когда увидели существо, давшее название новому веку. В то время как остальные
считали описания из легенд о древних неваррских охотниках на драконов преувеличенными, он приметил постепенное
увеличение числа и размеров драконов. Кониг считал, что истинное возвращение легендарных тварей нам еще только
предстоит увидеть, а те экземпляры, что жили при нем, считал хоть и свирепыми, но еще молодыми.
Сегодня мы знаем, что сер Кониг был прав, хоть он и пал жертвой собственного знания. Со времен его последней охоты
прошло много лет. Будьте осторожны в странствиях. То, что раньше мы считали венцом силы дракона, оказалось всего
лишь стадией юности. Сестры мадам Кусаки, должно быть, сильно обогнали ее по размерам.
— Вырвано из «Одноразового путеводителя для пеших прогулок по столице» авторства Барда Филлиама!
Спросите орзаммарское дворянство, откуда в королевстве берутся шелка, хлеб и вино с поверхности, и вам ответят: «Идет
торговля». Идет. Словно бы сама по себе. Без купцов, караванщиков и людских фермеров. Маленькое чудо, рожденное гномьей находчивостью. В реальности все куда запутаннее, чем в фантазиях дворян. Поверхности Орзаммар обязан не только роскошью, но и просто-напросто выживанием. Моровые века отняли у гномов тысячи тейгов, в которых в основном и выращивалась пища. Гномье королевство, без посторонней помощи справлявшееся с невзгодами судьбы под толщей камня, кануло в небытие еще при Первом Море. О ставшиеся подземные гномы кое-как пытаются выжить, цепляясь за спасительную ниточку продовольствия с поверхности. Нет, не ниточку — цепь. И выковали эту цепь неприкасаемые.
Каждый гном, выходящий на поверхность, теряет принадлежность к касте — то есть фактически изгоняется и навсегда вычеркивается из гномьего общества. Но на отношениях с этими изгоями зиждется выживание Орзаммара. Благодаря этому в гномьей политике и торговле существует огромная теневая ниша: богатые и влиятельные подданные сохраняют тайные связи с «несуществующими» гномами. Ну а когда речь заходит о темных делах — все знают, кто правит бал. Хартия, словно солитер, затаилась во чреве земли под поверхностью. Многие гномы-наземники сохраняют связи неофициальные, конечно, но уважаемые — со своими бывшими домами из благородной или торговой касты, и через эти связи; могут торговать с Орзаммаром. Те, у кого связей нет (кого-то изгнали из семьи, у кого-то изначально не было достойных знакомств), возвращаются в Орзаммар лично, оказываясь там неприкасаемых с поверхности — орзаммарские купцы гонят взашей, словно те чумные. Поэтому наземники обращаются за помощью в Хартию. Хартия, выступая посредником, продает их товары на черном рынке — разумеется, за долю. Свою долю Хартия получает всегда.
Орзаммарцы время от времени пишут в Совет гневные письма, требуя покончить с бандитами и черным рынком. Это заканчивается показательными рейдами на убежища Хартии с вышибанием дверей и чистками в Клоаке. Но Хартия всегда
возвращается, потому что Совет смотрит на это сквозь пальцы. Слишком уж сильно Орзаммар зависит от черного рынка, и знать это понимает. С Хартией так или иначе имеют дело все. И успех ее нужен всем. У Хартии тысячи лиц под землей и над землей: честные купцы, аристократия из благородной касты и богачи из торговой — лишь прикрытие для тысяч онтрабандистов, жуликов и убийц в подполье. Спасительная ниточка Орзаммара. Хвала Предкам.
— Варрик Тетрас, «Дела клоачные»
Вся родословная Андрасте давно обросла спекуляциями, месье. Причина тому, как мне кажется, - в нехватке знаний о земной
жизни Андрасте. Это неудивительно, если вспомнить, сколько культов появилось сразу же после ее смерти. Все стремились
приплести Владычицу Нашу к своей культуре. Многие оспаривали те или иные события в ее жизни. Естественно, все это были сплошные выдумки. Мой орден глубоко исследовал этот вопрос, и теперь мы можем утверждать, что знаем правду. Мы все знаем, что у Андрасте и Предателя было пятеро детей. Трое старших были мальчиками. Это Исорат, Эврион и Веральд. Между ними была поделена земля былого Южного Тевинтера. Исорат получил западную часть — ту, где ныне находится Орлей. Эврион - восточную, где сейчас Вольная Марка. Веральду же достался центр — лес Планасене, где теперь расположилась Неварра. История этих мужей уже стала достоянием легенд, и большинство претендентов на родство с Андрасте так или иначе связывают свое происхождение с ними. Но ни один из сыновей не был рожден самой Андрасте. Все
они — дети Джиливан, содержанки Предателя. Эти люди закрывают глаза на тот факт, что Андрасте происходит из племени аламарри, которые в то время были варварами, а вовсе не теми ферелденцами, каких мы знаем. Сии воины-дикари вместе с женами, как правило, содержали наложниц, а поскольку Андрасте, по мнению соплеменников, была слишком слаба для вынашивания детей, Предатель, дабы обзавестись наследниками, взял себе Джиливан. И она подарила ему наследников. После ее смерти Андрасте растила ее сыновей как собственных.
Позднее Андрасте, опровергнув опасения, родила от предателя двух дочерей — Эбрис и Вивиал. Их растили в изоляции от людей и не выдавали замуж, хотя у обеих были избранники. Эбрис родила всего одного ребенка, девочку Алли Вемар, которая погибла по пути в Денерим — менее чем через месяц после смерти ее матери от чумы. Детей она не оставила. С младшей дочерью, Вивиал, все сложнее: она была упряма и пошла наперекор семье, влюбившись в тевинтерского мага Регулана. В начале Священного похода Вивиал и Регулан ушли в добровольное изгнание, а после предательства и убийства Андрасте — скрылись от людских взглядов и молвы.
Что стало с Вивиал и ее потомками, практически неизвестно по простой причине: у нее были только дочери. И y этих дочерей — тоже. Выходя замуж, они брали фамилии мужей, и в хаосе Второго Мора все следы выживших были потеряны. Если потомки Андрасте существуют в мире, их родословная восходит к Вивиал, причем мой орден полагает, что в роду этом были только девочки. Таким образом, претензии Вашего молодого человека, месье, крайне сомнительны.
— Из письма сестры Галенны из Августанского ордена, год 9:12 века Дракона
Говорят, что мы многим обязаны сынам предателя. Между тремя братьями было поделено бремя правления и действия против выжидающей Империи. И мы, племена полумесяца, оплакивая Андрасте, с готовностью поступились отличиями ради единства. Пусть Тевинтер не был разгромлен при жизни Владычицы Нашей, но будет на краю обрыва в века грядущих поколений.
Сын предателя назвал поля Орлеем, но кем мы будем, определила Джешевис, его жена. Ее ненависть была древнее и шла из традиции. Всю свою ненависть мы забыли, дабы смочь назвать чужеземцев братьями и сплотиться против Империи. Еще пуще ненависть подогревало осознание цены, ибо знала она, что выбор пока есть, но назавтра его не станет. Она вступила в брак, объединивший племя с племенем, но задумала собственное мщение: если мы дадим отпор чужакам, то постоим за себя. Невмоготу ей было терпеть власть аламарри, будь то сын предателя и Пророчицы или нет.
Джешевис, в свою очередь, стравила брата с братом и нарекла обоих сообщниками в преступлениях против веры. Искусными ходами она вызвала вторжение, а потом — продуманное восстание против двора, чтобы брат убил брата и был убит в ответ, а она была избавлена от помех и соперников. Вот она, элегантность восьми поколений до империи и до Драккона. Джешевис, дважды бывшая замужем за сынами предателя и дважды овдовевшая, наш первый вождь, рожденный среди нас — среди тех, кто станет Орлеем, — вот вслед за кем мы почитаем веру и красоту жертвы, хорошо спрятанный, но легко досягаемый кинжал.
Это правда: мы многим обязаны сынам предателя, ибо они были литыми инструментами мастера. Пусть иные имена претендуют на звание начинателя нации. Джешевис не претендует ни на что, но она дала нам Игру.
Перевод "Гюдьи Джетвис"— крайне романтизированного повествования о первой гюдье — предводительнице объединенных сирианских племен Орлея. Впоследствии люди и земли срослись под правлением Драккона в современный Орлей. Во время правления Маферата и его сыновей многие культурно несхожие земли были насильно объединены, якобы для создания препятствий возможным завоевательским поползновениям Тевинтера. Последствия такого переселения до сих пор можно наблюдать во многих орлесианских, неваррских и марчанских традициях.
— Собрано бардом Филлиамом!
Красное зелье было горьким и обожгло мне горло. Это совсем не похоже на лириум, к которому я привык. Мой мозг как бы загудел: один звук пронзил все мое существо. Сила, которую он принес, была невероятной. Я чувствовал себя так, будто держу в ладони весь мир и могу раздавить его одной лишь мыслью. Так ли себя чувствует Создатель?
Не могу теперь думать ни о чем другом, кроме этой силы. Вкус безграничного делает невозможным для человека довольствоваться обыкновенным. Зачем быть тем, кто я есть, если я могу стать большим?
38 До андрастианства: забытая вера
Учения Андрастианской Церкви уже более восьми веков неотъемлемая часть жизни Тедаса. Церковь учит нас и указывает путь в жизни. Мысль о былом грехе приучила нас к смирению; история же и песнь Андрасте дают надежду и вдохновение. Но от смерти Андрасте до основания императором Кордиллусом Дракконом Церкви и начала распространения Песни Света прошло почти двести лет. В эту ужасную эпоху в Тедасе царило смятение. Ища спасения, люди обращались ко всему, что могло бы стать для них опорой в бездне отчаяния. Кто-то возвращался к старым верованиям наподобие тевинтерского культа Древних богов, который мы виним в появлении морового проклятия и порождений тьмы. Но многие находили иной путь, следуя лжепророкам и создавая лжебогов из людей. Многие из этих религий умерли вместе со своими приверженцами - к ним относятся, например, дочери Песни и пустотники. Другие, например "Клинки Гессариана", сохранились и доныне.
Эта книга призывает вспомнить их и найти в сердце сострадание как для тех, кто жил в темные времена, так и для наших заблудших современников, что в поисках света забрели во тьму.
— Сестра Рондвин из Тантерваля, «До андрастианства: забытые верования»
Вино. Музыка. Поэзия. А также тотальное потворство любым плотским прихотям. Все это — приметы гедонистического культа дочерей Песни. Назвать их орденом верующих значило бы дать им признание, которого они не заслуживают. «Дочери» (и «сыновья», хотя они тоже относили себя к «дочерям») воспевали святой союз Андрасте с Создателем любыми вообразимыми способами. Причем воспевали исключительно «святой союз». Жизнь Андрасте, ее борьба, ее учения и жертва полностью прошли мимо них.
В период расцвета культа насчитывалось несколько тысяч дочерей Песни. У них была крепость в деревне Вирле в полях Гислена. В Вирле проходил ежегодный праздник, во время которого дочери Песни выносили на площадь резные изваяния «гордости Создателя».
Дочери Песни были истреблены праведными силами императора Драккона в ходе кампании по объединению Орлея. Когда армия императора разоряла деревню, «дочери» никак не вооружились и были либо убиты, либо взяты в плен. Деревня была разрушена, а культ с тех пор не возрождался.
— Сестра Рондвин из Тантерваля, «До андрастианства: забытые верования»
Большой Жюдикаэлев мост был построен в 8:56 Благословенного века в честь коронации императора Жюдикаэля I и воплощает собой мастерство величайших орлесианских инженеров. Он заменил собой разрушенный древний тракт к Солнечным Лужам. На торжественном открытии моста сестра императора, великая герцогиня Леонтина, провела десяток дворян со свитой по мосту к горячим источникам, где все приняли ванны. В архитектурных и декоративных аспектах опорная конструкция Жюдикаэлева моста повторяет конструкцию древнего тевинтерского тракта. Это легко заметить, сравнив его с большого расстояния с арками над деревней Сарния. А вот андрастианские статуи вдоль пути выполнены в явно орлесианском стиле.
— Лорд Адемар Гард-От, императорский историк, "Нагорье Орлея"
Дорогая императрица Селина!
Согласен! И в самом деле странно то, как некоторые люди воспринимают Вольную Марку. Глядя на карту, они видят надпись "Вольная Марка" на долинах к югу от реки Минантер и заключают, что это единое государство наподобие Ферелдена. Им представляется единовластный правитель, единая армия и общая культура — однако же все это невероятно далеко от истины! Суровые, неулыбчивые жители нашего Тантерваля ничуть не похожи на безудержных гуляк Викома, а те, в свою очередь, разительно отличаются от самоуверенных торгашей Киркволла. Мы — это множество государств и народов, втиснутых на карте в одно название, поскольку истина не уместилась бы в ее границах.
Как-то мне довелось услышать замечательное присловье: "У нас есть принц в Старкхевене, маркграф в Ансбурге, тейрн в Оствике и наместник в Киркволле... но короля Вольной Марки мы не потерпим". По крайней мере, так было с тех пор, как Фирусс семь веков назад объявил себя королем, что вызвало немедленное и дружное противодействие наших великих народов. Мы способны объединиться только перед лицом врага, но уж если объединяемся, то представляем собой на редкость разношерстную компанию. Известно ли вам, что в Священный век Серый Страж Гараэл также сумел объединить нас? Мы гордо вышли единым строем, дабы разгромить порождений тьмы при Айсли... а потом немедля вернулись к своим мелким сварам.
Самое важное, что следует знать о Вольной Марке, — то, что она вольная. Мы сами решаем свою судьбу, и это нас устраивает. Когда мы живем душа в душу — так это во время Большого турнира. Тогда мы храбро выставляем напоказ свою гордость перед всяким чужеземцем, который пожелает на нее смотреть. Мы целуем свободу взасос и даже можем заключить в объятия какого-нибудь гордого старкхевенца! Увы, такое длится всего лишь один день, но ведь в этом нет ничего плохого, верно?
— Письмо от Джоффри Оррика, лорда-канцлера Тантерваля, к императрице Селине. 9:29 века Дракона
На пятнадцатый день моего путешествия по империи Тевинтер караван добрался до большой холмистой равнины. В травяных волнах пряталось столько птиц, что, срываясь с места, они закрывали солнце. Проводник рассказал, что здесь стоял великий город Бариндур, чудо древнего мира, фонтаны которого, по легенде, даровали вечную молодость. Как гласит предание, во время празднования зимнего солнцестояния Каринатус, верховный король Бариндура, отверг посланника главного жреца Думата. Жрец воззвал к своему богу, попросив покарать Каринатуса за оскорбление, и Дракон Тишины ответил ему.
Прошло несколько месяцев. Вести из королевства Бариндур перестали приходить. В далеком Минратоусе жрецам Разикаля
явились темные знамения. Оракулы провозгласили, что короля Каринатуса постигла ужасная участь. И вот наконец грозный верховный король Минратоуса отправил в Бариндур полк солдат.
Посланцы сообщили, что дорога, ведущая через северные равнины, обрывается на полпути. Они прошли много лиг по
каменистой пустоши, где когда-то был Бариндур, но его словно смело божественной рукой.
От некогда великого города не осталось ни единого камня. По сей день Бариндур остается никем не раскрытой тайной.
— Брат Дженитиви, «B поисках знания: путешествия церковного ученого»
Нас мало, и мы шепчем здесь, где обитает тень.
Не всем словам суждено быть сказанными.
Истины сталкивают вниз, все ниже и ниже,
Туда, откуда им уже никогда не воспрянуть.
Он сказал, Диртамена больше нет.
Верховный принес эту мрачную весть.
Что делать нам? Куда идти?
Что делать со старинными тайнами, горящими в наших сердцах?
Они придут за нами под покровом ночи,
Те, что украдут слова с наших губ,
И наш бог больше не сможет нас защитить.
Мы скребем, скребем стены
И молимся о рассвете, который никогда не наступит.
"Верховный обманывает нас.
Сладкие речи, льющиеся с его губ,
Не обманут нас, ведь мы знаем, что лишь отчаяние они прячут.
Верховный обещает нам безопасность.
Я защищу наши древние тайны, говорит он,
Все, что когда-то даровал нам Диртамен, останется нетронуто.
Но жаждет он нашей крови.
Темного, нечистого жертвоприношения,
Гибельной тюрьмы для нас, закрытой извне.
Но этого мы не допустим, не допустим!
Пусть тайны кажутся нам безумными, но они принадлежат нам,
И Верховному не забрать их у нас.
Только Диртамен может сделать это, только он.
А если он не заберет у нас тайны,
то они наши навеки.
Его бездумный разум,
Его безмолвный рот,
Его недвижные руки,
Его оглохшие уши,
Его ослепшие глаза,
Да будет скован Верховный,
Да пребудет он с нами в Тишине нашей.
"Сердце его,
Сердце Верховного да будет сковано.
Тайна, что он хранит, да пребудет с нами.
Бдение свое да несет он с нами.
Страх его да не ослабит нас.
Никто не придет, дорогой наш наставник.
Только тьма будет править в нашей вечности".
Стоя y этого окна, вор Следопут стал свидетелем нападения на леди Кастину. Отказавшись от собственного шанса на побег, он поймал и задержал нападавшего, оказавшегося бардом лорда Халевина. Вор-герой, бард, чье покушение не удалось, и дворянин-заговорщик были осуждены согласно чину и деяниям: первого ждали порка и исправительные работы, второго - исчезновение, а третьего - изгнание из общества на один сезон.
Это скандальное происшествие получило вторую жизнь в адаптированной театральной постановке, в которой трое героев изображались братьями, разлученными в младенчестве и претендующими на руку леди Кастины. Окончание представления разыгрывалось близко к реальным событиям, за исключением того, что для комического эффекта наказания, вынесенные вору и дворянину, были перепутаны. В основном постановка получила одобрительные отзывы, хотя во многих из них отмечалось, что прическа леди была неправдоподобно высока.
— Вырвано из ”Одноразового путеводителя для пеших прогулок по столице" авторства барда Филлиама!
Вести безрадостные. Ходят слухи, что все собратья-Стражи в Ферелдене погибли. Без Серых Стражей Мор одолеет Ферелден. После этого он, конечно, двинется дальше — в Неварру, Марку и на запад, в Орлей. Во главе его будет Архидемон, а за ним - тысячи тысяч порождений тьмы. Нам предстоит мужественно взглянуть в глаза забвению. Многие спрашивают, почему мы простаиваем здесь, если опасность на востоке. Проблема, увы, для нас не нова: политика. Сказать, что Ферелден и Орлей конфликтуют, было бы преуменьшением. Они как кошка с собакой. Мы, Стражи, орлесианцы лишь по месту обитания, но для ферелденской власти это не имеет значения.
Ходят слухи, что король Ферелдена убит, а его преемник Логэйн Мак Тир заявил, что ни одного Стража не пустит в страну. Мак
Тир, национальный герой, прогнавший из Ферелдена орлесианских оккупантов, записал во врагов и нас. Возможно, он сомневается в наших способностях, а возможно, просто глупее, чем гласят учебники.
Поэтому нам остается только ждать и смотреть, как Ферелден сам обрекает себя на погибель.
— Речь Стража-Констебля Блэкволла из Вал Шевена перед рекрутами, 9:30 века Дракона
Дражайшая леди Сидония!
Должен признаться, что странное поведение леди Маршейетты в последнее время — полностью моя вина. Понимаете ли, недавно мы приступили к изучению истории. Я подумал, что юной леди будет полезно познакомиться со всеми культурами Тедаса, a не только с орлесианской. Это была недальновидная идея.
K несчастью, Вашу дочь особенно увлек ферелденский фольклор. Сначала она заинтересовалась королем Каленхадом, и интерес этот быстро перерос в болезненную одержимость. Она слушала меня затаив дыхание. когда я рассказывал, как он, пользуясь своим несравненным обаянием, объединял племена варваров. Каждый раз, когда я пытался перейти к более важной теме, она снова требовала рассказать про Каленхада: как ферелденцы говорили, что его волосы желтее солнца, а подбородок сравнивали с высочайшими вершинами Морозных гор. K этому моменту я уже дважды срывал со стены ее спальни рисунки с мужчинами без рубашки.
Потом мы добрались до оборотней, и это оказалось еще хуже. Как Вы, наверное, знаете, Ферелденцы почитают народных героев Дейна и Хафтера. Дейн, по легенде, сам был оборотнем, а у Хафтера оборотни были в роду. У любого просвещенного человека эти твари вызывают одно лишь отвращение. Но Вы же знаете ферелденцев и их любовь к дикой природе! K несчастью, истории о людях-волках распалили воображение юной леди. Когда она предложила поставить пьесу для отца и для Вас, я не мог отказаться. Боюсь, потому-то Маршейетта и носилась по имению в сырых шкурах, пугая служанок. Она просто репетировала сцену, где Хафтер прогоняет порождений тьмы. Мне сообщили, что в переполохе были разбиты бесценные фамильные реликвии — весьма о том сожалею.
Отнесусь с пониманием, если моя прискорбная педагогическая ошибка приведет к моему немедленному увольнению.
— Письмо брата Бернара бывшей госпоже
Итак, Гален пробирался через лес. пока не увидел отраженный камнем свет тонкого месяца. Элиза вышла из-за сосен, и они быстро обнялись, а потом бросились вперед — к ожидающему их кораблю".
— Из местной версии ”Находчивых влюбленных”
Говорят, что влюбленных, которые поцелуются у каменного древа, оно благословит на долгий и счастливый брак. Любители суеверий предпочитают игнорировать тот вариант истории, в котором Гален и Элиза тонут в море".
— Сестра Гольда, из неопубликованной работы "О народном абсурде и прочих глупостях"
Король Каспар Великолепный застал сотню и двадцать семь зим, прежде чем наконец ушел на вечный покой в подземельях
нашего великого королевства. Даже в тот последний день король фехтовал со своим правнуком Матасом Блистательным
и победил его. В своем почтенном возрасте король Каспар нe проявлял никаких признаков слабости или немощи и являл
собой пример для множества молодых. Каждый удар Матаса Каспар отбивал, ударяя в ответ с удвоенной силой.
В конце боя великий король повалил правнука на землю и одним взмахом меча сбрил ему бороду. «Ты Пентагаст! — сказал
король. — Следи за собой». Получив выговор, Матас послал за слугами и велел выкупать себя и расчесать. После этого он всегда бережно брил подбородок.
Что до короля, тот удалился в свои покои на послеобеденный сон. Когда настало время ужина, слуги не см0гли его разбудить. Так король Каспар Великолепный, шестьдесят лет правивший Неваррой, наконец передал престол наследникам.
«Пентагасгы‚ короли Неварры» — регулярно пополняемый сборник семейных легенд
"Тело может умереть, но дух вечен. Человеческое обличье Андрасте было убито мечом и сожжено, но огонь лишь очистил ее, даровав бессмертие. Слыша зов Создателя, она понимала, что ее дело еще не закончено. В поисках исполнителя своей воли она обратилась к Маферату, но тот оказался предателем. Обратилась к Гессариану — но поняла, что Гессариан еще не готов отдать себя служению. И тогда она отправилась к скромному рабу-аламарри Трефиру, который служил архонту, и передала ему великий Меч милосердия, который прервал ее земную жизнь. И так рекла она ему: "Возьми сей меч, и пусть поможет он тебе творить правосудие во имя мое". И взял Трефир меч, и стал он орудием правосудия Андрасте".
— "Клинок Гессариана", история об основании ордена
"Клинки Гессариана" — древнее тайное общество, члены которого верят, что служат Андрасте и избраны для свершения правосудия над слабыми и порочными. Орден был основан, согласно его же хроникам, тевинтерским рабом Трефиром, который вернулся в земли аламарри с Мечом милосердия. С тех пор Клинки самоотверженно служили каждому очередному обладателю меча, считая его избранником Андрасте.
Церковные ученые выяснили, что приведенная выше история Трефира — чистой воды мистификация. Если даже Трефир и существовал, скорее всего, он просто украл Меч милосердия у своего господина Гессариана, а затем бежал в земли, ныне принадлежащие Ферелдену. Еще более скептичная версия гласит, что Трефир просто выдал за Меч милосердия собственный меч, чтобы заполучить власть и влияние.
Согласно хроникам, последний раз Клинок Гессариана видели в году 8:12 Священного века.
— Сестра Рондвин изТантерваля, "До андрастианства: забытые верования"
50 Костяная башня
Костяная башня названа так из-за груды человеческих костей, найденной в потайной комнате под плитами. Кости были кремированы согласно положениям Церкви, а комната — отмыта и заперта.
О башне и жуткой находке в ней ходит много легенд и слухов. Кто-то полагает, что ее построили тевинтерцы, укрепив фундамент магией крови. Другие считают, что башня эльфийская. Моя любимая версия весьма изощренная: есть мнение, что некий маг крови призвал огромного демона гордыни, а тот овладел всей башней. Когда маг умер, его сыновья не смогли совладать с демоном, а потому отковали восемь тяжелых цепей, чтобы его сдержать: ведь только холодной железной цепью можно удержать каменного одержимого. Если цепи порвутся, башня сойдет с фундамента и отправится бродить по свету, разрушая все на своем пути.
— Лорд Адемар Гард-От, императорский историк, "Нагорье Орлея"
Клочок бумаги со словами песни. Автор неизвестен.
Он уходил под шелест струй по пологу листвы,
Ища напрасно в толще хмар кусочек синевы.
Перина грез была тепла,
Но шепот Зона строго
Тянул вперед. Его ждала
Последняя дорога…
Он уходил под шелест струй по пологу листвы,
Ища напрасно в толще хмар кусочек синевы.
Смывает слезы дождь, смотри!
Есть край, а я — за краем,
Я догораю изнутри,
Но все мы умираем».
Он уходил под шелест струй по пологу листвы,
Ища напрасно в толще хмар кусочек синевы.
И в забытьи, где степь и дом, где птицы носятся, галдя,
Ему знакомый голос пел о небе без него.
О Андрасте, и для нас свой черед придет, увы.
Подари нам в этот час хоть кусочек синевы.
Он уходил под шелест струй по пологу листвы,
Ища напрасно в толще хмар кусочек синевы.
Как правило, попав в Бель-Марш, три сестры реагируют примерно одинаково во всех версиях легенды. Шериз больше всех хочет приключений — ее интригуют сцены и звуки рынка и не пугают опасности. Мари — самая дерзкая; она с подозрением относится ко всему вокруг и комментирует происходящее со жгучим сарказмом, но, тем не менее, дает сестрам утянуть себя за собой. Бриэль — всегда самая невинная. Она пуглива и смотрит вокруг широко распахнутыми глазами, словно заблудившаяся лань. Однако к концу легенды именно она проявляет себя ярче других.
Например, в начале истории девушки нередко посещают "Белую розу". Это скандально известное заведение в Бель-Марше, в котором днем благородным клиентам подают чай с пирожными, а вечером предлагают проституток мужского и женского пола в элегантных одеяниях. Девушки идут туда, поскольку здание выглядит солидно и там можно укрыться от рыночной толпы. Оказавшись внутри, Мари первой осознает, что "любезные джентльмены" — не те, кем кажутся. Бриэль шокирована, но Шериз сбегает танцевать с этими мужчинами, несмотря на протесты сестер. Те бросаются за ней в погоню по всему заведению, вваливаясь в комнату за комнатой, где встречают разных завсегдатаев (часто упоминается сама императрица Селина). Мари яростно честит этих завсегдатаев, в то время как Бриэль невольно заинтригована, и в конце концов кто-то уводит ее за собой, когда Мари отворачивается. Мари вскидывает руки в отвращении и присоединяется к гному, который курит запрещенное вещество с помощью кустарного приспособления. Примерно на этом месте в "Белой розе" появляется отчаявшаяся компаньонка девушек, Бестия, и дело приобретает по-настоящему интересный оборот. Детали разнятся, но к концу этой части "Белая роза" обычно охвачена огнем, Бестия кулаками пробивает дорогу сквозь толпы обескураженных завсегдатаев, а ничего не подозревающих сестер выводит с черного хода очаровательный эльф. Однако, насколько мне известно, "Белая роза" никогда не сгорала дотла за все время существования и держит целый отряд охранников — поэтому подобные события вряд ли имели место. Но несмотря на это, даже в Вал Руайо упорно верят в правдивость легенды о сестра
— Вернер Жакен, "Сказки Вал Руайо"
Конец всем дорогам, и вот уже скоро
На Красном распутье увижусь я с ней.
Белеют ромашки у милой в кудряшках,
У самой красивой невесты моей.
Мне вкус поцелуя под ясенем снится
И миг обещания, данного ей.
Белеют ромашки у милой в кудряшках,
У самой красивой невесты моей.
Осталось лишь холм перейти, да речушку,
А сердце так рвется скорее быть с ней.
Белеют ромашки у милой в кудряшках,
У самой красивой невесты моей.
Наш ясень уж виден. Бегу по дороге.
Эльфийские стрелы огня горячей.
Белеют ромашки у милой в кудряшках,
У самой красивой невесты моей.
Создатель, молю тебя взять ее душу.
Кровь на лепестках всех рубинов алей.
Белеют ромашки у милой в кудряшках,
У самой красивой невесты моей.
Неудивительно, что эта народная песня родом из Ред-Кроссинга, хоть и известна по всему Орлею. Очевидно, что сюжет песни основан на событиях Священного похода на Долы, но неизвестно, имеют ли образы лирического героя и его невесты реальные прототипы или же просто символизируют потери, понесенные в Ред-Кроссинге.
— Из книги "Музыкальные традиции Орлея"сестры Розетты, издательство Университета Орлея
"Эта страна переполнена чудесами. Стоит упомянуть Мердейн с вырезанным на его поверхности гигантским изображением Нашей Госпожи, которая, протянув к нам руки, сияет неугасимым пламенем". Это краткое описание Дженитиви вдохновило меня. Каменная пророчица влекла ксебе безудержно: я просто должен был ее увидеть.
Я отправился пешком по Имперскому тракту, стараясь ничем не выдавать в себе чужеземца. Из Воль-Дормы на запад вела заброшенная дорога. Вскоре на смену засушливым степям пришла абсолютная пустыня. Красная земля. Кости. Ветер с песком, сдирающий кожу с лица. Когда прояснялось, местность проглядывалась до самого горизонта, хотя смотреть там было практически не на что. В тех немногих поселениях, что я встретил, жили в основном изгои и церковные фанатики. Все они в один голос предупреждали, что на пути к Мердейну будет еще тяжелее.
В конце концов я повернул обратно, решив удовольствоваться статуей поменьше в краю, не заброшенном Создателем.
— Брат Берар из Перендейла
Нам, как носителям культуры, всегда следует осознавать свою предвзятость. Я открыто сообщаю, что у меня церковный взгляд на вещи: ведь если мои читатели не будут знать, через какую призму я смотрю на мир, то они и не поймут, насколько истина в моих трудах окрашена моими воззрениями.
Очень трудно собирать точные сведения в такой огромной и раздроблен ной земле, как Тедас. Кто-нибудь может долго
повествовать о зловещих переговорах с каким-нибудь королем, а потом не то что не предоставить подтверждений, но и даже не назваться. Источники могут противоречить друг другу самым бессовестным образом. Путешествие через весь континент для проверки сведений - ничто по сравнению с трудностями в поиске надежных источников. Затрудняюсь подсчитать, сколько раз "уважаемые лица" пытались обмануть меня иногда для личной славы, но чаще ради какого-то своего мелкого начинания. Среди кунари, долийцев и тевинтерцев надежных рассказчиков особенно мало, так что я ценю всех, с кем удалось сохранить дружественные отношения. Зачастую мне самому приходится завоевывать их доверие.
На тексты тоже нельзя полагаться. Читая разнообразные труды, я обнаружил, что Андрасте была ферелденской орлесианкой и родилась практически в каждом городе отсюда до Хоссберга. Остатки эльфийской истории передаются из уст в уста, искажаются и извращаются, в результате чего легенды становится уже не узнать. Больше всего я уважаю гномов - ни один другой народ так не одержим записью точной и полной истории. Если б только еще Хранители были так открыты, как пугающие их небеса!
Сказать по правде, из-за долгого владычества Церкви труд летописца порой превращается в тяжкое испытание. Большинство обыденных историй при переписывании пропускаются сквозь сито моей религии. Все имеет смысл постольку, поскольку принадлежит Создателю. Отсюда неизбежные расхождения между учением церкви и тем, что я вижу собственными глазами.
Хоть моя вера в Создателя и абсолютна, лишь дурак откажется от уроков, какие нам преподносят другие общества и другие религии.
Возьмем, к примеру, Тень. Была она вотчиной Создателя, как гласит общепринятое знание, или же царством древнетевинтерских богов? Мало кто будет отрицать ее существование, но в остальном единодушия у ученых нет. Хотя многие со мной не согласятся, я ничего не принимаю на веру, но и ничего не отбрасываю. Слишком много людей и слишком много подходов к пониманию вещей я встречал в своих изысканиях.
— Из лекции брата Дженитиви в Университете Орлея вскоре после выхода его эпохального труда "B поисках знания: путешествия церковного ученого"
Простите меня. Я причастилась к вере, поклялась со слезами на глазах, что Владычица Наша есть Свет и познала Создателя через благословение Ее. Но мне невыносима пропасть между тем, что я пыталась узнать, и тем, на что не могу закрыть глаза
Создатель не так молчалив, как кощунственный эльфийский пантеон или Древние боги Тевинтера? А как же архидемоны, которых молчаливыми никак не назвать? Мы все — каждый человек и каждое учение — ведем борьбу, в которой виним других, еретиков. Но ведь если бы все наши истины были Истиной, мы не могли бы никого винить. Я не к тому, что все претензии на божественность не могут ужиться в мире. Я к тому, что, будь каждый из объектов поклонения воистину "богом", другие претензии не могли бы существовать. Мне стыдно, что моя вера отступает перед таким заурядным доводом. Все, чему я научилась за время, проведенное здесь, это бояться.
— Посвященная Микаэла
Делай, что должно, что всем нам должно, но знай, что хуже сломленной веры может быть лишь вера неиспытанная.
— Переписка и наставления матери Эвары, архив Вал Руайо
Самый необычный аспект орлесианского театра, что вполне ожидаемо, связан с любовью наших южных соседей к маскам. У каждого актера — своя маска, и в масках этих соблюдается иерархия форм и цветов, по которым зрители могут понять важность того или иного персонажа. Например, зеленые полумаски соответствуют главным мужским ролям, а такие же фиолетовые — главным женским. Белые маски на все лицо предназначены для ролей без определенного пола, например для духов (но не для демонов: их маски всегда либо черные, либо красные). Кроме того, понимание орлесианского театра для неискушенных осложняется тем, что раса и пол актера совершенно не определяют диапазон ролей для него.
Если режиссер считает, что роль подходит актеру, мужчины могут играть вдов, женщины — герцогов, и даже эльф может сыграть короля. Едва актер надевает маску, как та полностью заменяет собой личность. Никто из актеров так и не смог объяснить мне, откуда взялась эта традиция, но все возмущались, услышав, что в других странах это могло бы показаться странным. Между орлесианскими театральными труппами и зрителями существует своеобразная прочная связь, основанная на доверии. Скажу честно: я мало где встречал такую внимательную аудиторию, как в Вал Руайо. Мне кажется, что у орлесианцев, окруженных масками в повседневной жизни, есть острая потребность в таком месте (вкупе с глубоким уважением к нему), где предметы не скрывают, а
выражают намерения своих обладателей.
В приложении в конце этого тома приведен список орлесианских театральных масок с подробным описанием вида и значения каждой. Эти условности очень важны для понимания истории одного из прекраснейших театров,посетить который, не сомневаюсь, вам будет столь же радостно, сколь и мне.
чнар,
— Магистр Пеллинар, "Оборлесианском театре", том I: введение
Палатка. Король Драккон вертит в руках корону. Входит капитан Ашан.
Капитан Ашан: Король, войска готовы. Ждут вас.
Король Драккон: А что же враг?
Капитан Ашан: Враг на холме — в количестве, невиданном доныне.
Король Драккон: Нас слишком мало.
Капитан Ашан: Это так. Зато Андрасте вера с нами, а не с ними.
Король Драккон: Союзники прибудут в Камберленд через неделю.
Капитан Ашан: Нам поможет Слово Создателя.
Король Драккон: Я в том не сомневаюсь.
Капитан Ашан: Но хмуритесь.
Драккон бросает корону наземь
Король Драккон: Гордыня погубила Пророчицу! Ее святое слово — все, что у нас осталось. Если вдруг удача нам изменит, кто тогда их дале поведет? Кто понесет Песнь Света в мир?
Капитан Ашан: Кузен! Солдаты ждут!
Король Драккон: Создатель, пусть достойный их возглавит!
— Маркиза Фрейетта, "Меч Драккона. Жизнь и история Отца Орлея"
Нет ничего удивительного в том, что жизнь короля Драккона — одна из самых популярных тем в орлесианской культуре. Основав Орлей и Церковь, этот харизматичный молодой дворянин весь остаток своего правления сражался с Мором. Пьесы Фрейетты примечательны тем, что впервые изображают основателя Орлея как человека, обуреваемого сомнениями, каковые свойственны всем нам, а не идеализированным символом. Некоторые Владычицы Церкви пытались запретить пьесу под предлогом того, что она критикует текущее положение Церкви, но "Меч Драккона"' был слишком любим и массами, и дворянством. Эта пьеса остается визитной карточкой орлесианского театра и по сей день.
— Магистр Пеллинар, "Оборлесианском театре", том II: классика века Бурь
Графиня Дионн: Да вы смеетесь надо мной.
Герцогле Сей: Мне говорили, я в этом мастер.
Графиня Дионн: Он не может быть нашим сыном!
Герцогле Сей: Я спрашивал в деревне. Он носит ножны моего прадеда. Те самые, что пропали той ночью.
Графиня Дионн: Не может быть.
Герцогле Сей: В таком случае у вас нет возражений против нашего гостя?
Графиня Дионн: Кому еще вы об этом рассказали? Через дверь для слуг входит женщина в черно-золотой маске с вороньими перьями сбоку. Кланяется.
Графиня бледнеет и закрывает лицо руками.
Графиня Дионн: Но если человек, приехавший в наш замок, — наш сын...
Герцог ле Сей: Как вы сами сказали, этого не может быть. И не должно быть — ради блага нас обоих.
— Поль Легран, "Вершильский наследник"
В "Вершильском наследнике"'хватает предательств и мести, а кульминация неизменно ошеломляет. Эта пьеса ежегодно (с неизменной помпой) исполняется в городе, давшем ей название, для знатных особ из близлежащего Халамширала. В премьерной постановке графа ле Сея играл знаменитый актер Виктор Буайе, городской эльф из Вал Руайо. В течение пяти лет он играл лишь всяческих "кушать подано", пока наконец не убедил Леграна доверить ему роль посолиднее. Первый спектакль в столице был чрезвычайно хорошо принят публикой, а когда на поклон вышел Буайе, с места встал сам император.
К большому удивлению приезжих, эльфы в орлесианских театрах пользуются успехом. При этом актерская жизнь полна таких скандалов, от которых краснеют даже барды. Поначалу довольно необычно видеть, что эльфов не просто терпят, а даже приглашают в высшие круги, но надо сказать, что в Орлее актеры в целом — не слишком уважаемый класс.
— Магистр Пеллинар, "Об орлесианском театре", том III: трагедии в современном стиле
Молодая служанка: Идемте же, милорд, потанцуем!
Староста: О нет! Я не могу.
Молодая служанка: О, молю вас, не отказывайте мне в танце!
Староста: Я слишком много выпил!
Молодая служанка: Пожалуйста, давайте потанцуем! Мне скоро уходить!
Староста: Слишком много! Прошу, оставь меня: мне должно крепиться!
Смеясь, девушка поднимает старосту с кресла, но останавливается, услышав громкий звук.
Молодая служанка. Не капустное ли рагу с обеда чую я?
Староста: Увы! Оно вернулось к нам, проделав путь на юг.
— А. Пурри, "Вилкширские холмы"
Эта пьеса пользуется стойкой и, можно сказать, скандальной популярностью, всегда собирая много зрителей на ярмарках и праздниках. В вымышленной ферелденской деревушке Вилкширские холмы проходит действие более трех тысяч эпатажных пьес, неизменным атрибутом которых является газоиспускание. Говорят, для должной игры в них у актеров есть особая диета. Мне не хватило храбрости расспрашивать о подробностях.
— Магистр Пеллинар, "Оборлесианском театре", том IV: комедии и оперетты
Каллиста расхаживает по крепостной стене над озером. Небо черно. В ее руке — чашка с ядом. Там же Камалия; ее лицо прикрыто вуалью.
Каллиста: Рассвет запаздывает.
Камалия: Он больше не придет.
Каллиста: Наверное, спрятался меж туч.
Каллиста: Королева считает, что ты умерла.
Камалия, обернувшись спиной к зрительному залу, смотрит на Каллисту, затем откидывает вуаль.
Каллиста в ужасе стонет и роняет чашку.
— Люмьер Бартле, "Зажжение света Эта пьеса считается одним из самых причудливых драматургических произведений своего времени. Бартле не обрел славы при жизни и погиб, сгорев при пожаре в своей бедной лачуге. Действие "Зажжения света" происходит в загадочном городе Демхе — предположительно ином мире, который неким образом становится нашей луной. Первая
постановка пьесы сопровождалась несчастными случаями,самоубийствами и всеобщим безумием; некоторые историки утверждают, что развязка была столь невыносимо прекрасной и чарующе порочной, что породила Великое восстание в Вал Руайо в году 4:52 Ч>ерного века. Увы, истину уже не установить. От пьесы сохранилось лишь
четырнадцать страниц.
— Магистр Пеллинар, "Об орлесианском театре", том V: утерянные и неполные пьесы
Леди Крамуази: Тело еще не остыло. Лорда Труппа убил кто-то из обитателей поместья!
Бланш, горничная: Создатель упаси! Значит, убийца среди нас?
Капитан Дор: Видит Андрасте, девушка права. Что же нам делать дальше?
Мать Эмерод: Надо поискать какие-нибудь зацепки и узнать, как было совершено сие злодеяние.
Капитан Дор: Судя по крови на стенам — с наслаждением.
Бланш падает в обморок.
— Виолетта Арман, "Смерть в поместье"
Невероятно, но эта приятная и отчасти предсказуемая мелодрама породила множество споров. В конце пьесы убийца лорда Труппа, прежде чем произнести длинную и подробную исповедальную речь, меняет маску на злодейскую. В те времена в орлесианском театре за каждой ролью была закреплена одна маска. Пьесы писались с таким расчетом, чтобы маски сообщали зрителям важную информацию о персонажах, которой сами персонажи могли не владеть. Смерть в поместье", нарушив эту негласную условность, стала для зрителей настоящим потрясением.
После "Смерти в поместье"Арман разнесли в пух и прах как театралы, так и критики, обвиняя ее в непростительном попрании духа театра. Мода на "ложные маски", однако, прижилась среди именитых драматургов того времени, и сейчас прием Арман совершенно не кажется чем-либо выдающимся. Это лишний раз доказывает, как легко алхимия времени претворяет скандальность в обыденность.
— Магистр Пеллинар, "Оборлесианском театре", том VI:драмы ложных масок
Ну что, парень! Под небом тебе ко многому предстоит привыкнуть, так что вот первый совет: ты торгуешь не со своими. У тебя теперь самые разношерстные покупатели, с разными привычками и языками. Как я успел тут понять, главная часть любого языка — это ругань. Она порождает доверие и приносит деньги.
Большинство эльфов в городе — слуги, и человек, у которого руки чешутся, может назвать эльфа "остроухим". Если эльф в ответ обзовет его "шемом" или "прытким" — жди крови. "Плоскоухими" называют долийцы своих собратьев, живущих с людьми, — в точности как наши непросвещенные сородичи снизу зовут нас "небеснутыми".
Даже люди, которые молятся какой-то тетке, которую сами сожгли живьем (и ее богу, которого называют "Создателем"), говорят всякое разное, стукаясь о косяк. Например:"... Андрасте" — подставляешь в начало любую часть тела. "Дыхание Создателя!" может помочь наладить контакт с каким-нибудь пафосным мужланом, а вот жрицы будут недовольны.
Если вы бард — вам в Орлее везде будут рады, будут распахивать двери и не скупиться на улыбки. Никому и в голову не придет, что кто-то может незаслуженно присвоить себе такой титул, не боясь возмездия. Ваше малейшее желание немедленно станет поводом к действию. Ваши услуги дороги, но при этом крайне востребованы — ну а те, кому они не по карману, пытаются хотя бы не разгневать вас ненароком.
Но однажды вы очнетесь и поймете, что улыбки фальшивы, а за спиной у всех вокруг — нож. В минуту вашей слабости на вас, словно свору собак, натравят других бардов, ваших братьев и сестер — и вы поймете, что никакие они вам не братья и не сестры. После всех интриг вы поймете, что потратили жизнь, ничего не создав, что вас поглотила трясина собственного обмана. А та Игра, мастером которой вы себя мнили… Она продолжится без вас, словно вас и не было.
— Из письма, подписанного «сестрой Соловей»
Позволь поправить тебя, ученик. Хотя магия крови и вправду неразрывно переплетена с историей Тевинтера, есть весомые причины — помимо увещеваний Церкви — настороженно смотреть в сторону этих искусств. Вспомни о древних магистрах, решивших колонизировать саму Тень. Быть может, и достойная цель, но цена была велика. Когда заклинания истощили лириумную подпитку, магистры пролили кровь бессчетных рабов. Для чего? Переменчивая природа Тени свела саму попытку на нет, а такое обилие смертей сделало магистров легкой добычей для демонов. Глупо, глупо!
Некоторые до сих пор с благоговением вспоминают Тирену Каменную, применившую магию крови против кунари в веке Стали. Говорят, она рассекла себе плоть на берегу Марнас Пелл, едва появились дредноуты, и обратила силы против экипажей, вскипятив кровь в их жилах. Хороший прием для террора, но направлять его против кунари? Это лишь прибавило им решимости при осаде портов Карастеса. А магистр Калантус — набитый дурак, решивший, что магия крови поможет ему стать «Возвышенным»? Тридцать три раба погибло в том ритуале, а Калантус превратился в такого кошмарного одержимого, что его собственные ученики выцарапали себе глаза, едва это завидев.
Ты упоминаешь влюбленных Крещенцу и Серафиниана. Да, Серафиниан пролил собственную кровь, дабы излечить Крещенцу от истощения, и Крещенца прожила долгую жизнь. Но если даже в самых благородных случаях применения магии крови должен погибнуть добрый человек, стоит ли всерьез о ней задумываться?
— Письмо магистрессы Эстии ученику, 7:71 века Бурь