940, день 45-ый, год 5-ый правления короля Валтора. У меня получилось. Видение, дарованное мне предками, наконец, воплотилось в жизнь. Сегодня с моей наковальни сошел гном из живого камня и стали. Я назвал его големом в честь тех статуй из легенды, оживляемых мертвыми. Они наше будущее и наше спасение.
940, день 60-ый, год 5-ый правления короля Валтора. Это ужасный процесс. Не каждый способен творить такие вещи и выжить, оставаясь в своём уме. Для меня большая честь, что предки считают, что у меня есть силы нести эту ношу и ковать защитников Орзаммара.
Ничто столь великое не может быть достигнуто без жертв. Так же камень и сталь не может ходит без духа, оживляющего их.
940, день 73-ий, год 5-ый правления короля Валтора. Я объявил набор добровольцев. Несколько откликнулось, это мужчины из касты воинов, младшие сыновья без имущества и без надежды на брак. Они желают защищать Орзаммар от ужаса, созданного людьми. Они хотят жить вечно в теле, которое крепче любой брони. Они не просят дать им поговорить с предшественниками.
Раньше я воздерживался говорить о таком, даже на этих страницах, но сейчас сказать необходимо. Мои големы будут работать на их смерти. Эти храбрые воины приходят ко мне, обнажённые, как в день появления на свет... Я облачаю их в броню — такую большую, что даже самые крупные воины смотрятся в ней как дети. Наковальня становится их первой и последней колыбелью.
Мы окружены милей земли — в любую сторону. Никто не слышит, как они кричат, когда я заливаю расплавленный лириум через глазные отверстия, через рот, через каждый шов и каждую щелочку доспехов. Они затихают быстро, но запах остается надолго. Запах горячего металла с едва заметной ноткой крови. Я должен работать быстро. Броня становится ковкой, и я придаю ему форму молотом и щипцами.
Вскоре раскаленное тело начинает биться у меня в руках, скручиваясь и извиваясь с каждым ударом молота. Оно снова говорит - словно низкий и сдавленный стон - но я научился не обращать на это внимания. Я не могу позволить себе никакой ошибки в этом деле. Нельзя, чтобы в глазу осталась окалина или гранитный гравий в ноге. Они стонут, пока я работаю, но ведь это лучше, чем остаться сломанным, покалеченным? Те, с кем я беседовал говорили мне о мучительной боли, но если бы они видеть себя, они бы увидели совершенство.
— Из дневника Каридина.
940, день 60-ый, год 5-ый правления короля Валтора. Это ужасный процесс. Не каждый способен творить такие вещи и выжить, оставаясь в своём уме. Для меня большая честь, что предки считают, что у меня есть силы нести эту ношу и ковать защитников Орзаммара.
Ничто столь великое не может быть достигнуто без жертв. Так же камень и сталь не может ходит без духа, оживляющего их.
940, день 73-ий, год 5-ый правления короля Валтора. Я объявил набор добровольцев. Несколько откликнулось, это мужчины из касты воинов, младшие сыновья без имущества и без надежды на брак. Они желают защищать Орзаммар от ужаса, созданного людьми. Они хотят жить вечно в теле, которое крепче любой брони. Они не просят дать им поговорить с предшественниками.
Раньше я воздерживался говорить о таком, даже на этих страницах, но сейчас сказать необходимо. Мои големы будут работать на их смерти. Эти храбрые воины приходят ко мне, обнажённые, как в день появления на свет... Я облачаю их в броню — такую большую, что даже самые крупные воины смотрятся в ней как дети. Наковальня становится их первой и последней колыбелью.
Мы окружены милей земли — в любую сторону. Никто не слышит, как они кричат, когда я заливаю расплавленный лириум через глазные отверстия, через рот, через каждый шов и каждую щелочку доспехов. Они затихают быстро, но запах остается надолго. Запах горячего металла с едва заметной ноткой крови. Я должен работать быстро. Броня становится ковкой, и я придаю ему форму молотом и щипцами.
Вскоре раскаленное тело начинает биться у меня в руках, скручиваясь и извиваясь с каждым ударом молота. Оно снова говорит - словно низкий и сдавленный стон - но я научился не обращать на это внимания. Я не могу позволить себе никакой ошибки в этом деле. Нельзя, чтобы в глазу осталась окалина или гранитный гравий в ноге. Они стонут, пока я работаю, но ведь это лучше, чем остаться сломанным, покалеченным? Те, с кем я беседовал говорили мне о мучительной боли, но если бы они видеть себя, они бы увидели совершенство.
— Из дневника Каридина.